Я утверждаю во всеуслышание: кто никогда не стоял в трусах перед своим издателем, под обжигающим взглядом Витторио Де Сика, пока экс-министр внутренних дел вертится вокруг, слегка повизгивая, тому неведом настоящий стыд.
В итоге они пошили мне три тройки из тончайшего материала, добытого из неизвестно каких закромов, и, само собой разумеется, того качества, которое Гэтсби никогда не смог бы себе позволить. (Бенжамен Малоссен, или нищета, спрятанная под кашемиром.)
– Да, вы должны их носить, господин Малоссен, привыкайте к своей новой оболочке, я не хочу чтобы сложилось впечатление, будто ваш костюм писателя с чужого плеча. Бестселлер – тот же костюм, его надо уметь носить.
– А ничего прикид, братишка Бенжамен!
– Ты тоже хочешь прикарманить Бельвиль?
– И не ходи под карнизами, Бен, если голуби постараются, никакая химчистка не поможет.
– Это точно.
И вот этот безмозглый Нурдин, приставленный Длинным Мосси и Симоном-Арабом, таскается теперь за мной повсюду с раскрытым зонтом, чтобы голуби чего не испортили ненароком.
И завертелось.
Стоит только покинуть пределы Бельвиля, два шага в сторону от бульвара Ришар-Ленуар, и Париж уже мельтешит афишами: ЛИБЕРАЛЬНЫЙ РЕАЛИЗМ – вот такими буквищами. ЛИБЕРАЛЬНЫЙ РЕАЛИЗМ – и ни слова объяснения. Тактика ясна: пробудить в обществе любопытство. Артподготовка перед моим персональным наступлением. «Раздражение рефлекса на понятие», «промывание мозгов горожанам»... Два-три раза в неделю – брифинги на эту тему в издательстве «Тальон». Полдюжины рекламных агентов принялись за свое дело: загар – как только что с сафари словоохотливые и в то же время лаконичные, они разворачивают свои схемы на столе переговоров, свистопляска разъясняющих указок и категоричных маркеров, выражение лиц – как у индейцев племени Сиу, отрывших свои томагавки, готовясь к самому длинному дню в своей жизни. Они выставляют напоказ первые снимки Клары, на которых она запечатлела мой взгляд, – Ж. Л. В., сметающий все на своем пути к заветному миллиарду экземпляров. Они объявляют:
– Посмотрите, что мы вам предлагаем: этот безостановочно нагнетаемый ритм, смена лозунга и взгляда, видите? ЛИБЕРАЛЬНЫЙ РЕАЛИЗМ... и взгляд. Захватывающе, правда?
– Вот бы мне такой взгляд, как у него...
Эти хлыщи искоса поглядывают на меня, вежливо улыбаясь, так сказать, дают понять, кто здесь кто. Дело в том, что я присутствую на этих сборищах не в качестве Ж. Л. В., но в своем обычном малоссеновском амплуа. Никто из них не признал во мне главного героя, и это очень веселит Луссу.
– Чтобы иметь взгляд Ж. Л. В., нужно знать, чего хочешь, а не платить по просроченным счетам сомнения, как ты, дурачина.
Я отвечал ему той же улыбкой. Есть в жизни моменты, когда больше ничего не требуется, – только молчаливое взаимопонимание друзей и все...
Клара теперь не расставалась со своим фотоаппаратом. У нее получались замечательные фотографии, рекламные снимки Ж. Л. В., которые я сбывал по баснословным ценам (кубышка маленького наполнялась по минутам), и другие – для семейного архива. Больше всего ее увлекала, конечно, эта метаморфоза – превращение ее Бенжамена в Ж. Л. В.
– В тебе пропадает великий актер, Бенжамен!
Она забавлялась, она играла, моя Кларинетта. И все же она вспоминала о Сент-Ивере (я слышал, как иногда, вечерами, она плакала, пока я разучивал свои тексты в столовой, рядом с уснувшими детьми). Однако комиссар Кудрие настоял на том, чтобы на похороны Сент-Ивера она поехала одна. Он пришел за ней, посадил ее в служебную машину, ту самую, которая обогнала нас по дороге в тюрьму в день свадьбы, он же привез ее обратно домой. Он был, что называется, «мил», Clara dixit. Он был так же мил и по отношению ко мне, когда прижал меня дверью, выходя, и шепнул на ухо:
– Не забудьте, Малоссен, держитесь подальше от моего расследования, займите себя и всю семью, иначе...
Когда дверь закрылась, Клара сказала:
– Назначили нового директора тюрьмы. Это молодой человек, он собирается продолжить дело Кларанса.
Я перевел разговор на другое:
– Рекламщикам понравились фотографии, говорят, что ничего подобного они раньше не видели.
Тереза всего один раз вмешалась в эту историю, в тот день, когда меня короновали «Конкордом».
– Мне не нравится эта прическа, Бенжамен, у тебя из-за этого какой-то дьявольский вид. Это не ты, и это нехорошо.
Фотографии и лозунги сыпали чересполосицей по улицам Парижа. ЧЕЛОВЕК: мой уоллстритский лоб. УВЕРЕННОСТЬ: мой платиновый оскал. ТВОРЕНИЕ: вольфрамовый взгляд. И куда ни посмотри: ЛИБЕРАЛЬНЫЙ РЕАЛИЗМ. Между фотографиями и лозунгами – никакой связи, это очевидно, но плакаты постоянно накапливались, приближаясь друг к другу, наталкивая на мысль, что они могут быть частью одной головоломки, что скоро появится все лицо целиком, и, слово к слову, составится абсолютная истина.
Общество бурлило от нетерпения.
– Если я тебя спрошу: «Какое ваше главное качество, Ж. Л. В.?», что ты мне ответишь?
– «Действовать!»
– Очень хорошо. «А ваш главный недостаток?»
– «У меня нет недостатков».
– Да нет же, Бенжамен. Ты должен отвечать: «Я не во всем преуспел».
– Ладно: «Я не во всем преуспел».
– «У вас были провалы?»
– «Иногда я проигрывал, но извлекал из своих поражений уроки, которые в конечном счете ведут к победе».