Маленькая торговка прозой - Страница 49

К оглавлению

Ван Тянь. Я больше не пью ничего с тех пор, как мне доверили Верден.

Аннелиз. ...

Ван Тянь. ...

Аннелиз. Смотрите-ка... умный ребенок.

Ван Тянь. Замечательный.

Аннелиз. С самого начала – никаких иллюзий... это может быть большим козырем в жизни.

Ван Тянь. И единственным.

Аннелиз. Однако я не затем вас сюда позвал, чтобы обсуждать проблемы педиатрии... Скажите, Тянь, как далеко может зайти женщина, которой вздумалось отомстить за любимого мужчину?

Ван Тянь. ...

Аннелиз. ...

Ван Тянь. Ну да, по меньшей мере.

Аннелиз. Она взяла напрокат три машины на разные имена. Она не оставила никаких следов в машинах, а вот на формулярах остались ее пальчики. Она снимала перчатки, когда расписывалась. Я отдал для подстраховки на экспертизу все три подписи: одна и та же. С гримом, но та же. Что касается ее внешнего вида, то каждый раз она была неузнаваема. Итальянка с лошадиной челюстью, австрийка-неврастеничка, жгучая красавица-гречанка.

Ван Тянь. Профессионалка...

Аннелиз. Полагаю, она еще не до конца использовала свой реквизит переодеваний.

Ван Тянь. И все свои норы тоже...

Аннелиз. ...

Ван Тянь. ...

Аннелиз. Что, по-вашему, будет дальше?

Ван Тянь. Вывод из строя остальных сотрудников «Тальона».

Аннелиз. Этого-то я и боюсь.

***

– Я любила его.

Жюли вновь сменила укрытие. На этот раз – комнатка прислуги на улице Сент-Оноре.

– Я его любила.

Вытянувшись на жестком матрасе, она повторяла вслух:

– Я его любила.

Она не сдерживала слез. Она не плакала, просто слезы текли по щекам. Эта очевидность опустошала ее.

– Я его любила.

Таково было ее заключение. И это не имело ничего общего ни с губернатором, ни с тем фактом, что Бенжамен был «комментарием к этому миру», ни с ее возрастом, ни с пресловутым одиночеством... Глупости все, самооправдание.

– Я его любила.

Она перебрала все факты. Сначала он был просто очередным сюжетом для ее статьи. «Козел отпущения» – занятно. Непростительно было бы упустить такое. И она написала статью. Тема была исчерпана, а Бенжамен остался. Там, где и был. Все тот же ее герой: Бенжамен Малоссен.

– Я любила его.

Она использовала его как прибежище. Исчезала на целые месяцы, а потом возвращалась к нему передохнуть. И так до самого того дня, когда она осталась у него, как у себя дома. Он стал для нее не авианосцем, а портом приписки. Они были одним целым.

– Я любила его.

В этом было все. А теперь его нет. И эта очевидность ее опустошала.

– Я любила его!

Кто-то постучал в стенку:

– Да поняли мы уже, что ты его любила!

26

При жизни Готье был примерным католиком. И умер он добрым католиком. С пулей в башке, и тем не менее; даже несмотря на бесконечные занятия и постоянное чтение книг. Священник расценивал подобную приверженность вере похвальной. И гнусавый голос его беспрестанно напоминал об этом друзьям покойного, собравшимся в церкви Св. Роха. Семья проливала потоки слез. Друзья стояли молча, опустив головы. Комиссар Аннелиз спрашивал себя, почему это священники, как только вскарабкаются на кафедру, начинают говорить такими высокими голосами. Может быть, Святой Дух вещает через нос? С другой стороны, комиссар Аннелиз был настроен решительно против поголовного истребления служащих издательства «Тальон». Конечно, они подпольно выпускали романы этого Ж. Л. В., но ведь они также переиздавали, например, полемику Боссюэ и Фенелона по поводу фундаментальной проблемы Чистой Любви в понятии мадам Гийон. Такое издательство не должно было исчезнуть. Только комиссар Аннелиз сильно сомневался, что Жюли Коррансон смотрела на это дело с той же точки зрения. В церкви Св. Роха было полно родственников, друзей, издателей и полицейских. Одних отягощала скорбь, других – табельное оружие. Мужчины тем не менее не переставали смотреть на женщин. Женщины слегка краснели. Они ведь не знали, что у мужчин руки сейчас заняты предохранителями их револьверов. Жюли Коррансон запросто могла затесаться среди плакальщиц, или переодеться в церковного певчего, или спрятаться в исповедальне. Может, она даже выпорхнет из-за витража с парой ангельских крыльев за спиной и с мощным стволом в руках, чтобы исполнить свой коронный номер. У полицейских уже затекли пальцы и начало рябить в глазах. Некоторым за время их службы уже приходилось иметь дело с влюбленными женщинами, и они предусмотрительно надели бронежилеты. Эта ненормальная не успокоится, пока не соберет весь урожай со своего поля мести. Она не ограничится одним кварталом. Она развернется на более обширной территории. Пуля двадцать второго калибра прямым попаданием пробила череп ее возлюбленного. Если вы сделали что-нибудь, за что женщины вас не благодарят, приготовьтесь к тому, что вам это «что-нибудь» дорого обойдется. Усиленная охрана персонала издательства «Тальон», по приказу шефа. И пристальное внимание ко всему, что хоть отдаленно напоминает женщину.

Там были и другие охранники, которые присоединились к полицейским: четырнадцать приятелей регбиста Калиньяка окружили его плотным кольцом. Словно какой-то кельтский чародей спаял их намертво. Пятнадцатый ползал из стороны в сторону, как краб на страже. И все это охраняло Калиньяка. Поэтому его молитвы с трудом прорывались наружу. Ему бы хоть маленькую щелочку, чтобы пожелать Готье доброго пути. Братские чувства – как пас овального мяча. Калиньяк всегда носился с Готье как курица с яйцом. Калиньяк и к Малоссену тоже относился с особой симпатией. Все, что не касалось регби, казалось ему чрезвычайно хрупким. Ни Малоссен, ни Готье никогда даже не пробовали играть в регби... ну и вот. Калиньяк вовсе не был недоумком, он прекрасно понимал, что одно с другим никак не связано, но все же... все же.