Маленькая торговка прозой - Страница 82

В том возбужденном состоянии, в котором он пребывал после убийства Шаботта, его посетила великолепная идея: скомпрометировать эту красивую женщину! Пустить сыщиков по ее следу. Для этого у него было две причины: во-первых, сохранить свободу действий для того, чтобы беспрепятственно вершить расправу, во-вторых, спасти ее, когда ее возьмут. Он только и ждал этого момента. Момента, когда он явится с повинной. Момента, когда, сдавшись полиции, он тем самым снимет вину с нее. Такая перспектива переполняла его светлой радостью, превращая его в веселого убийцу, неуловимого, с необыкновенной интуицией. Реальность представала перед ним в ореоле той же ясности, которая когда-то окружала лица и предметы во время его приступов удушья. Он знал, что скажет, придя спасти ее. Может, у них будет всего мгновение во время краткой встречи, когда они столкнутся лицом к лицу, но он успеет сказать ей это. Он укажет на нее пальцем и скажет, улыбаясь:

– Вы... я вас люблю, точно.

Он не знал лучшего признания в любви.

– Я вас люблю точно.

Может быть, он сделает небольшую паузу перед последним словом:

– Я вас люблю... точно.

А может быть, не сделает.

***

– И потом, это первое, что он мне сказал после того, как очнулся от обморока.

– Что именно?

– Это: «Я точно вас люблю».

– Так и сказал?

– Слово в слово.

Королева и Жюли говорят шепотом. Кремер спит в комнате рядом с кухней. Королева здорово над ним поработала. Завтра им вставать на рассвете. У них непочатый край работы: переделать всю исповедь Кремера от первого лица, переписать те куски, в которых перо увлекало его в эпические миражи. «Вы не передумали, Александр?» Он кивнул, подтверждая свое намерение. «Хорошо, теперь вам надо поспать». Королева положила свою пухлую ладонь на лоб убийцы. Последний, к кому она прикоснулась подобным образом, был Малоссен, за несколько минут до того, как в него стреляли. Кремер спокойно заснул под тяжелой рукой Королевы.

– Странная все-таки ситуация, – сказала Королева Жюли за вечерним чаем. – Две женщины, занятые тем, чтобы помочь убийце вернуться... вернуться в камеру.

Вот что они решили: закончить с исповедью Кремера, передать ее дивизионному комиссару Аннелизу, чтобы он снял свою полицейскую стражу. Иначе Кремера подстрелят, он и шагу не успеет ступить в Париже. Королева и журналистка хотят вернуть соловья в клетку. Пусть он обретет там утраченный покой, пусть спрячется в гнездо творчества. Королеву интересует все, что касается этой области.

– Значит, здесь прошло ваше детство, с отцом-губернатором?

– Да, это мой родной дом, – отвечает Жюли, – я родилась здесь, в этой самой кухне.

– Выдающаяся личность...

Королева вставляет слова между маленькими обжигающими глотками.

– Колониальный губернатор, выступающий за деколонизацию...

Жюли согласна. Она тоже находит своего отца выдающимся...

– Вам никогда не хотелось написать о нем?

– Даже не думала.

– Мы еще к этому вернемся.

Они замолчали. Слышно было, как мыши-полевки выстукивают своими мягкими лапками ночную сарабанду по полу заставленного всякой всячиной чердака.

– И что вы ему ответили?

– Кому?

– Кремеру, на его признание в любви...

***

Не успела она войти, как он потерял сознание. Из-за потери крови, но особенно из-за эмоционального перенапряжения. Он упал в обморок, буквально. Падая, он потащил за собой небольшой комод, который свалился вместе с ним. Страницы его исповеди в третьем лице валялись, разбросанные по полу вокруг него.

Очнулся он в комнате прислуги, лежа в постели, раздетый, перевязанный, с капельницей в вене. Сидя в старом рабочем кресле, из которого торчали комки ваты, эта красивая женщина с головой ушла в чтение его исповеди.

– Вы... – произнес он.

Она подняла глаза.

– Я точно вас люблю.

Она мигом подскочила к нему и, стоя на коленях возле кровати, приставила дуло револьвера к его виску.

– Еще слово – и я разнесу твою дурацкую башку.

Он ни секунды не сомневался, что она выполнит свою угрозу. Он замолчал. Его не огорчила такая реакция, которая, по всем законам логики влюбленных, должна была бы сразить его на месте. В который раз любопытство взяло верх. Зачем женщине, которая только что спасла вам жизнь, пускать вам пулю в лоб? Этот вопрос очень его интересовал. Он задал его немного позже, когда она успокоилась и заставила его рассказать конец истории.

– В Берси вы убили человека, которого я любила.

Этот разодетый пижон на сцене Дворца спорта, оказывается, мужчина ее жизни? В каком-то смысле ее ответ только добавил неясности. Кремер пытался угадать, что это был за человек, когда он был сам собой, а не изображал кого-то, красуясь в шутовском наряде на этом псевдолитературном празднике. Она не стала затруднять себя развернутым ответом:

– Человек, которого я любила.

Потом добавила:

– Единственный в своем роде.

И когда он спросил, почему же человек, которого она удостоила своей любви, согласился играть такую низкую роль – писателя, которым он не являлся, – она выпалила на одном дыхании:

– Чтобы утешить свою сестру, чтобы сколотить состояние ребенку сестры, чтобы позабавить свою семью и самому развлечься; потому что это трагический характер, который только играет в веселость и никогда не веселится по-настоящему, но это его развлекает... дурачина, которого убили, потому что сам он не был убийцей!