Маленькая торговка прозой - Страница 9

***

Дыхание Жюли обрело свой спокойный ритм большого парохода. Я один не сплю в этом сарае, бывшей мелочной лавке, которая у нас вместо квартиры. И еще Клара, наверное. Я встаю. Спускаюсь проверить... как же, спит, как ни в чем не бывало, как у Христа за пазухой. Другие тоже сопят в две дырочки в своих двухъярусных кроватях. Тянь рассказал им новую главу своей «Феи Карабины». Жереми так и уснул с открытым ртом, а Малыш забыл снять свои очки. Тереза, та, как обычно, вытянулась в струнку и лежит в кровати, прямая, точно ее специально уложили, как куклу в коробку, осторожно, чтобы не согнуть. Превосходный Джулиус дрыхнет тут же, посреди честной компании, и от выдыхаемого воздуха ноздри его дрожат, как страницы листаемого справочника.

Над Джулиусом – кроватка Верден. Верден, самая младшая, уже родилась сердитой на весь свет. Она – как лимонка без чеки. Только старый Тянь и справляется с ней. При пробуждении она обязательно должна видеть лицо старого Тяня, склонившееся над ней, лишь в этом случае она, так уж и быть, согласна не взрываться.

Оставленное на стуле, развевается в полумраке комнаты, как призрак счастья, пресловутое белое платье. Ясмина, мать Хадуша, жена Амара, этим вечером еще раз, напоследок, приходила примерить его на Кларе. Племя Малоссенов, прошу любить и жаловать! Я позвонил маме, чтобы сообщить о свадьбе. «Правда? – голос мамы оттуда, из Венеции. – Дай-ка мне ее на минуточку, дорогуша, будь добр». – «Ее нет, мама, она ушла за покупками...» – «Что ж, передай, что я желаю ей быть такой же счастливой, как я сейчас... Ну ладно, я вас всех целую, ребятки... Ты хороший мальчик, Бенжамен». И вешает трубку. Серьезно, просто «желаю ей быть такой же счастливой, как я сейчас»... и вешает трубку. И после этого – ни звонка, ни открытки, ничего... мать, называется.

Не беда, у нас есть Ясмина вместо нее. Сколько себя помню, Ясмина всегда заменяла нам мать.

Я иду на кухню за стулом, ставлю его на самую середину, сажусь на него верхом и, облокотившись на спинку, положив голову на руки, сам засыпаю в этом сонном царстве, в окружении моих ненаглядных.

***

Погружаюсь в сон, не очень удачно, вместо этого с головой ухожу в воспоминания. Первый и единственный визит Сент-Ивера. Сватовство, так сказать. Недели две назад. Обед, все чин чином. Раскрасневшаяся Клара расставляет приборы. «Угадай, кто к нам сегодня придет?» Жереми и Малыш с утра играют в угадайки. «Тюлемщик нашей Клалы», – картавит Малыш. И оба этих недоумка покатываются со смеху, который Тереза называла «пошлым» и от которого Клара краснела. Но вечером, когда явился архангел, настоящий, из плоти и перьев, тандем слегка притормозил. Это оттого, что держится он несколько отстраненно, этот Сент-Ивер. Явно не рубаха-парень, которого можно пихнуть в живот в знак приветствия и который на «ты» с первым встречным. Задумчивое достоинство, спокойная учтивость, которая сразу отпугивает шалопаев, даже таких, как Жереми! И потом, будущий шурин явно не из разряда хохмачей, он сюда не шутки шутить пришел. Если он решился оставить на пару часов свою тюрьму, чтобы взглянуть на семью невесты, он является с готовой темой для разговора, как некоторые ходят в гости со своим бифштексом. Этот человек увлечен своей профессией, сразу видно. Не успела Жюли задать первый вопрос, как он отпускает поводья:

– Да, я занимаюсь четко ограниченным кругом лиц – преступниками: это люди, которые с раннего детства, со школы, чуть ли не с пеленок, чувствовали, что общество отгораживает их от собственного «я» непреодолимой стеной.

Как они посмотрели, мои сестрички... надо было видеть!

– Они чувствуют в себе избыток жизненных сил и убивают – не для того, чтобы разрушить самих себя, как большинство преступников, но напротив, чтобы доказать свое существование, как если бы они пытались проломить стены своей темницы.

Даже Верден на руках у Тяня, казалось, слушала его, сверкая глазками-угольками в опасной близости от запального шнура, как будто она тоже в любой момент была готова взорвать свою собственную стену.

– Вот какие люди содержатся у меня в Шампроне, мадемуазель Коррансон, отцеубийцы в большинстве случаев, или, по меньшей мере, те, кто убил своего учителя или психоаналитика, старшего наставника.

– Из желания быть «признанными», – подытожила наша журналистка Коррансон, почуяв уже сюжет многообещающей статьи.

(Каким одиноким я вдруг почувствовал себя на этом дурацком ужине, грустно даже вспоминать!)

– Да... – в полной задумчивости произнес Сент-Ивер. – Странно, что никто даже не поинтересовался, а в чем, собственно, они хотели быть признанными.

– Никто до тебя, – уточнила Клара и покраснела.

Все, разинув рты, казалось, просили: «еще, еще», а Клара слушала Кларанса как супруга, как женщина, чья страсть воспламеняется от страсти мужчины. Да, в тот вечер я увидел в больших глазах Клары длинную вереницу образцовых жен – все эти Марты Фрейд, Софьи Андреевны Толстые, которые голову положат, чтобы гениального мужа не забыли благодарные потомки. А наш гений, отбросив со лба белую прядь, роняет следующее:

– Убийцы часто оказываются удивительными людьми.

– Как и диктаторы, – парировала Жюли.

(Возвышенная светская беседа, надо полагать.)

– В самом деле, некоторые из моих подопечных могли бы прекрасно устроиться в Латинской Америке.

– А вместо этого вы сделали из них художников.

– Насколько владеешь миром, настолько он тебе принадлежит.